ПОЗЫВНОЙ «САНЫЧ»
Весь поледний год жилы сражающегося Донбасса часто оказывались на грани разрыва. Но сегодня напряжение, не находя выхода, порой просачивается внутрь республики, производя невидимые, но страшные разрушения…
Два метра ростом, красивый мужик тридцати трех лет, с массивными руками-клешнями, выдающими в нём профессионального шахтера. Парню не дашь его возраст. Война делает людей старше. Сидя на кухне, он описывает мне последний год своей службы и его рассказ напоминает авантюрный роман. И это неудивительно: сегодня многие дончане и горловчане волей судьбы стали персонажами героических и ярких историй.
-Расскажите о себе.
- Мне 33 года, я уроженец города Горловка Донецкой области. До войны работал на шахте им. Гаевого. Скажем так, я обычный шахтер. У меня есть двое детей, двое пацанов, которых я буду воспитывать как патриотов, чтобы они были достойными людьми. По паспорту я украинец, но по духу…(задумался, молчит). Донбасс всегда был интернациональный регион. Здесь можно найти людей со всего Союза, разных национальностей.
- В армии служили?
- Нет, меня по состоянию здоровья списали. До событий Майдана 13-го года я спокойно работал, жил обычной жизнью. Но каждый просмотр новостей меня наводил на мысль о том, что все, там происходящее, ничего хорошего нам не принесет, что без огромного вливания денег, без внешнего руководства такое сделать нереально. Когда закончился Майдан, и у нас на Донбассе начались митинги, я стал принимать в них участие. Но с каждым днем, в моей душе появлялось огромное желание остановить то, что пришло к нам со стороны Киева. Первое, что я сделал, это записался в ряды народного ополчения, чтобы вместе противостоять Киевскому режиму.
- Что именно побудило Вас пойти в ополчение? Вы предполагали, что украинская армия может предпринять какие-либо силовые действия против людей, не поддерживающих киевскую власть?
- Когда я вступил в ополчение, еще не было понятно, что в итоге получится. Мы реально не могли предположить, что Украина начнет полномасштабную войну против нас. Мы просто хотели не допустить событий, имевших место на Западной Украине: когда «Правый сектор» с группами самообороны Майдана захватывали воинские части, разоружали их, когда в том же Харькове, они людей просто расстреливали, а в Одессе жгли заживо. Потом решили, что необходимо провести референдум, на котором люди могли бы принять решение о присоединении к России или об автономии в составе Украины. Основная масса хотела присоединиться - автономии желал лишь небольшой процент населения.
- Когда стало понятно, что придется реально воевать, что предстоят бои с украинскими солдатами?
- Где-то в мае, после событий в Одессе и обстрелов Славянска это было уже очевидным. Тогда я сам еще не был в рядах армии ДНР. За первый год боевой службы мы с ребятами побывали во многих точках, разве что в Дебальцево не довелось. Сначала работали бок о бок со знаменитой «Пятнашкой» в аэропорту, ловили диверсантов в Донецке. В мае 2015 года пошел в «Республиканскую гвардию», в 1-й ОоСПн (отряд особого специального назначения). За подразделением была закреплена трехкилометровая пограничная полоса между Марьинкой и Красногоровкой. Задача привычная: ни пяди земли врагу. Взяли меня стрелком в роту, в которой уже служили ребята, побывавшие в Славянске, Семеновке, Николаевке и Краматорске.
- В роте вы занимались боевой подготовкой?
- Да, сейчас я понимаю, что от той подготовки зависела наша жизнь. Инструктора нам показывали азы рукопашного и ближнего боя, научили стрелять и применять оружие. Учились и друг у друга, и на своих же ошибках.
- Медицинская подготовка проводилась?
- К сожалению, медицинская подготовка как таковая не велась вообще. Учились всему в бою.
- На фотографиях с места событий запечатлены разрушения. Вы можете рассказать о том, как все происходило?
- В среду, 3 июня, в Марьинке было жарко. Бои, начавшиеся ранним утром, продолжались до самого вечера. Наши ребята отдавали свои жизни за Новороссию, за свои семьи, за своих родных и близких. Наша рота стояла в непосредственной близости от Марьинки, на «трудовских». В тот день погибло очень много ребят. Наша рота тоже попала под артиллерийский обстрел. Как я уже говорил, бои в этот день начались рано, наша рота обеспечивала прикрытие минометчиков. Ничего не предвещало беды, но тут по нам отработала артиллерия украинской армии. На месте погибли четверо ребят, а пятеро получили ранения. Отделавшись «легким испугом», я получил только контузию. Тогда я впервые на себе прочувствовал действие артиллерии: ощущения были не из приятных. Правду говорят, что «артиллеристы - боги войны». С тех пор у меня два дня рождения
- Советская техника до сихпор в строю и работает?
- А почему бы ей не работать? Ведь тогда все делали с многократным запасом прочности. Единственный минус - вес. Японский аналог, например, весит граммов 300, а наша радиотехника -13 кг.
- А у противника такая же связь, тоже советская?
- Смотря у кого. У ВСУ все примерно то же. Даже оставшиеся с советских времен блоки шифрования. Территориальные батальоны, которые снабжаются волонтерами, экипированы значительно лучше. Там есть и тепловизоры, и приборы ночного видения, и средства радиоперехвата, и те же японские трансиверы.
- В вашей роте тепловизоры тоже имелись?
- А как же! Целая одна штука. Тепловизор даже не полученный, а переданный нам родственниками одного бойца. Везли его через украинскую территорию, контрабандой.
- Как же тогда работает разведка?
- После реорганизации нашей разведроты в артиллерию, у нас стала специфическая, артиллерийская разведка. Наша задача — корректировать огонь, найти цель и указать ее точные координаты, а не что-то там взорвать, украсть карты из штаба или взять языка.
- Перемирие давало вам свободное от службы время или нет?
- Не знаю, у кого как, а у меня постоянным было желание просто отоспаться. Первый раз пошел в увольнение, когда погибли наши ребята Сармат, Добрый, Физрук, Василек, а сам я получил контузию. Именно тогда и почувствовал: силы моральные на исходе. Немного полежав в больнице мне дали на неделю увольнение, первые два дня дома я просто спал, хотя сон был очень плохой. И даже сейчас, когда я уже не служу, я сплю очень плохо, и тишина меня угнетает и вызывает у меня страх, сплю я всегда с включенным для фона телевизором.
- Вы часто вспоминаете то время когда служили?
- Рассказывать о войне я не люблю. Забираясь глубоко в тыл врага, мы порой видели и слышали такое, что неподготовленным глазам и ушам лучше не видеть. Страшилок и в интернете достаточно гуляет, нечего на них зацикливаться. А вот что хочется вспоминать, так это позитив. Как ни парадоксально звучит, но доброго и трогательного на войне тоже хватало. Солдатское товарищество, порой даже самопожертвование. Бойцы, отдающие инвалидам в прифронтовой зоне последнюю банку тушенки. При этом, заметьте, ребята (сами, кстати, голодные) вовсе не печалятся, что их имена как гуманитарных деятелей не прогремят на весь мир. Пожарные, которые тушат горящие здания на Октябрьском, не обращая внимания на ложащиеся рядом снаряды. О мародерстве, «отжимах» и прочем, как и ты, читал об этом в Интернете, слышал от знакомых, но лично не сталкивался. Там, где я воевал, таких не было. Конечно, отрицать очевидное я не собираюсь, но и отвечать за чьи-то грешки тоже не входит в мои планы: «На это есть высший суд. Каждый воюет за то, что для него главное. Я воевал не за деньги, а за Родину, за своих детей»! Вообще, миф о финансовой заинтересованности ополченцев вызывает у меня ироническую усмешку: поначалу, месяцев пять, мы сами, бойцы, и наши, оставленные дома семьи, существовали исключительно на сухпайках и российской гуманитарке. И так было везде! После, нас, солдат, один раз осчастливили получкой. Ребята с перепугу не знали, на что ее тратить: настолько отвыкли деньги в руках держать. Со временем, конечно, этот механизм немного наладили, но платили всем одинаково, и золотых батонов никто домой в посылках не отправлял.
- Как Ваши родные отнеслись к тому, что Вы решили пойти на войну?
- Когда все еще только начиналось, они и не знали. В смысле, знали, что на блокпосте в городе нахожусь, а о серьезных вещах не были в курсе. Волновались, конечно, но поддержали.
- Если бы была возможность вернуться в апрель 2014 года, то все равно бы пошли в ополчение?
- Да.
